Продолжаем читать роман "Обрученные" Алессандро Мандзони на итальянском (с аудиофайлом) и русском языках, здесь - 4-я часть. Ссылки на предыдущие части вы найдете в конце.
 |
| Купить онлайн |
Lucia aveva avute due buone ragioni: l'una, di non
contristare né spaventare la buona donna, per cosa alla quale essa non avrebbe
potuto trovar rimedio; l'altra, di non metter a rischio di viaggiar per molte
bocche una storia che voleva essere gelosamente sepolta: tanto più che Lucia
sperava che le sue nozze avrebber troncata, sul principiare, quell'abbominata
persecuzione. Di queste due ragioni però, non allegò che la prima.
- E a voi, - disse poi, rivolgendosi a Renzo, con quella voce
che vuol far riconoscere a un amico che ha avuto torto: - e a voi doveva io
parlar di questo? Pur troppo lo sapete ora!
- E che t'ha detto il padre? - domandò Agnese.
- M'ha detto che cercassi d'affrettar le nozze il più che
potessi, e intanto stessi rinchiusa; che pregassi bene il Signore; e che sperava
che colui, non vedendomi, non si curerebbe più di me. E fu allora che mi sforzai,
- proseguì, rivolgendosi di nuovo a Renzo, senza alzargli però gli occhi in viso,
e arrossendo tutta, - fu allora che feci la sfacciata, e che vi pregai io che
procuraste di far presto, e di concludere prima del tempo che s'era stabilito.
Chi sa cosa avrete pensato di me! Ma io facevo per bene, ed ero stata
consigliata, e tenevo per certo... e questa mattina, ero tanto lontana da
pensare... - Qui le parole furon troncate da un violento scoppio di pianto.
- Ah birbone! ah dannato! ah assassino! - gridava Renzo,
correndo innanzi e indietro per la stanza, e stringendo di tanto in tanto il
manico del suo coltello.
- Oh che imbroglio, per amor di Dio! - esclamava Agnese. Il
giovine si fermò d'improvviso davanti a Lucia che piangeva; la guardò con un
atto di tenerezza mesta e rabbiosa, e disse: - questa è l'ultima che fa
quell'assassino.
- Ah! no, Renzo, per amor del cielo! - gridò Lucia. - No, no,
per amor del cielo! Il Signore c'è anche per i poveri; e come volete che ci
aiuti, se facciam del male?
- No, no, per amor del cielo! - ripeteva Agnese.
- Renzo, - disse Lucia, con un'aria di speranza e di
risoluzione più tranquilla: - voi avete un mestiere, e io so lavorare: andiamo
tanto lontano, che colui non senta più parlar di noi.
- Ah Lucia! e poi? Non siamo ancora marito e moglie! Il
curato vorrà farci la fede di stato libero? Un uomo come quello? Se fossimo
maritati, oh allora...!
Lucia si rimise a piangere; e tutt'e tre rimasero in
silenzio, e in un abbattimento che faceva un tristo contrapposto alla pompa
festiva de' loro abiti.
- Sentite, figliuoli; date retta a me, - disse, dopo qualche
momento, Agnese. - Io son venuta al mondo prima di voi; e il mondo lo conosco un
poco. Non bisogna poi spaventarsi tanto: il diavolo non è brutto quanto si
dipinge. A noi poverelli le matasse paion più imbrogliate, perché non sappiam
trovarne il bandolo; ma alle volte un parere, una parolina d'un uomo che abbia
studiato... so ben io quel che voglio dire. Fate a mio modo, Renzo; andate a
Lecco; cercate del dottor Azzecca-garbugli, raccontategli... Ma non lo chiamate
così, per amor del cielo: è un soprannome. Bisogna dire il signor dottor... Come
si chiama, ora? Oh to'! non lo so il nome vero: lo chiaman tutti a quel modo.
Basta, cercate di quel dottore alto, asciutto, pelato, col naso rosso, e una
voglia di lampone sulla guancia.
- Lo conosco di vista, - disse Renzo.
- Bene, - continuò Agnese: - quello è una cima d'uomo! Ho
visto io più d'uno ch'era più impicciato che un pulcin nella stoppa, e non
sapeva dove batter la testa, e, dopo essere stato un'ora a quattr'occhi col
dottor Azzecca-garbugli (badate bene di non chiamarlo così!), l'ho visto, dico,
ridersene. Pigliate quei quattro capponi, poveretti! a cui dovevo tirare il
collo, per il banchetto di domenica, e portateglieli; perché non bisogna mai
andar con le mani vote da que' signori. Raccontategli tutto l'accaduto; e
vedrete che vi dirà, su due piedi, di quelle cose che a noi non verrebbero in
testa, a pensarci un anno.
Renzo abbracciò molto volentieri questo parere; Lucia
l'approvò; e Agnese, superba d'averlo dato, levò, a una a una, le povere bestie
dalla stìa, riunì le loro otto gambe, come se facesse un mazzetto di fiori, le
avvolse e le strinse con uno spago, e le consegnò in mano a Renzo; il quale,
date e ricevute parole di speranza, uscì dalla parte dell'orto, per non esser
veduto da' ragazzi, che gli correrebber dietro, gridando: lo sposo! lo sposo!
Послушайте аудиозапись отрывка, он начинается с 3 минуты
Перевод на русский
У Лючии имелось на этот счёт два разумных соображения: одно — не опечалить и
не напугать добрую женщину, которая ведь всё равно не могла бы помочь в этом
деле; другое — избегнуть риска широкой огласки всей этой истории, которую ей
всячески хотелось похоронить, тем более что предстоящая свадьба, думалось Лючии,
оборвала бы в самом начале это гнусное преследование. Из этих двух соображений
она, однако, сослалась лишь на первое.
— А по-вашему, — сказала она потом, обращаясь к Ренцо таким тоном, которым
хочешь внушить другу, что он был неправ, — по-вашему, мне бы не следовало
скрывать этого? Ну, вот, теперь вы знаете всё.
— А что же сказал тебе падре Кристофоро? — спросила Аньезе.
— Он сказал, чтобы я всячески постаралась ускорить свадьбу, а пока сидела бы
дома; чтобы хорошенько молилась богу; что тот синьор, как он надеется, не видя
меня, перестанет обо мне думать. Вот тогда-то, — продолжала она, снова обращаясь
к Ренцо, не поднимая, однако, на него глаз и вся покраснев, — тогда-то я,
утратив всякий стыд, сама принялась просить вас поторопиться со свадьбой,
назначив её раньше намеченного срока. Кто знает, что вы обо мне подумали! Но я
хотела только добра, ведь мне так посоветовали, и я была уверена… А нынче утром
я так далека была от мысли… — Тут сильнейшее рыдание прервало её слова.
— Ах, негодяй! ах, злодей! ах, окаянный! — кричал Ренцо, бегая взад и вперёд
по комнате и хватаясь время от времени за рукоятку ножа.
— Господи боже мой! Вот беда-то какая! — восклицала Аньезе.
Юноша вдруг остановился перед плачущей Лючией; с горечью и вместе с тем с
нежностью поглядел на девушку и сказал:
— Ну, на этот раз придёт конец разбойнику!
— О нет, Ренцо, ради самого неба! — вскрикнула Лючия. — Нет, нет! Ради бога!
Господь печётся и о бедных… Как же вы хотите, чтобы он помогал нам, если мы сами
будем творить зло?
— Нет, нет, ради самого неба! — повторяла за нею Аньезе.
— Ренцо, — сказала Лючия, с выражением надежды и спокойной решимости, — у вас
есть ремесло, и я тоже умею работать; уйдём из этих мест, чтобы он о нас больше
и не слыхал.
— Ах, Лючия! А что будет потом? Ведь мы ещё не муж и жена. Согласится ли дон
Абондио выдать нам свидетельство об отсутствии препятствий к венчанию? Такой-то
человек! Будь мы повенчаны, о, тогда…
Лючия снова принялась плакать. Все трое молчали, и уныние, их охватившее,
было в тягостном противоречии с праздничной пышностью их одежд.
— Вот что, детки, послушайте-ка меня, — заговорила через некоторое время
Аньезе. — Я ведь свет божий увидела раньше вас и людей немножко знаю. Не следует
так пугаться: не так страшен черт, как его малюют. Нам, бедным, моток шёлка
порою кажется особенно запутанным только потому, что мы не умеем найти конца.
Иной раз совет либо словцо человека учёного… ну, я знаю, что говорю. Сделайте
по-моему, Ренцо! Подите-ка в Лекко, отыщите там доктора Крючкотвора. Доктор
Крючкотвор — речь идёт о юристе, проживавшем в Лекко. Своим прозвищем он
обязан сознательному запутыванию дел в интересах преступников (по-итальянски
Azzeccagarbugli буквально значит «затевай путаницу»)., расскажите
ему… Да смотрите, ради самого неба, не называйте его так, — это его прозвище.
Надо называть его просто «синьор доктор»… Как, бишь, его зовут-то? Вот поди ж
ты! Не знаю я настоящего его имени, — все его так именуют. Ну, словом, отыщите
вы этого доктора, он такой длинный, тощий, лысый, с красным носом и малиновой
родинкой на щеке.
— Да знаю я его с виду! — сказал Ренцо.
— Вот и отлично, — продолжала Аньезе. — Это — голова. Я не раз видала таких,
что запутывались хуже цыплёнка в пакле, прямо не знали, куда податься, а посидев
часок с глазу на глаз с доктором Крючкотвором (смотрите, не назовите его так!),
глядишь, становились весёлыми, — сама видела! Захватите вот этих четырёх
каплунов (бедняжки, я только что собиралась свернуть им шею к воскресному пиру!)
да снесите-ка их ему: к этим господам никогда не следует являться с пустыми
руками. Расскажите ему всё, что случилось, и увидите, он, не сходя с места,
наговорит обо всём этом такого, что нам никогда не пришло бы в голову, хоть год
думай!
Ренцо чрезвычайно охотно ухватился за этот совет; одобрила его и Лючия; а
Аньезе, гордясь тем, что подала его, вынула бедных каплунов, одного за другим,
из плетёнки, собрала воедино все восемь ног, точно делала букет из цветов,
скрутила их, перевязала бечёвкой и вручила Ренцо, который, обменявшись с Аньезе
и Лючией словами ободрения, вышел из дому садом, чтобы не попасться на глаза
ребятишкам, которые бросились бы за ним вслед с криками: «Жених! Жених!»
Предыдущие отрывки из романа "Обрученные"
Подписывайтесь на наши страницы в соцсетях:
Комментариев нет:
Отправить комментарий